"По аллее они проехали версты полторы. Потом открылась на высоком месте торжественная белая усадьба, обезлюдевшая до бесприютного вида. Колонны главного дома, в живой форме точных женских ног, важно держали перекладину, на которую опиралось одно небо. Дом стоял отступя несколько саженей и имел особую колоннаду в виде согбенных, неподвижно трудящихся гигантов. Копенкин не понял значения уединенных колонн и посчитал их остатками революционной расправы с недвижимым имуществом.

 

 

– Хорошо бы и нам построить что-нибудь всемирное и замечательное, мимо всех забот! – с тоской сказал Дванов.

– Сразу не построишь, – усомнился Копенкин. – Нам буржуазия весь свет загораживала. Мы теперь еще выше и отличнее столбы сложим, а не срамные лыдки. 
Налево, как могилы на погосте, лежали в зарослях трав и кустов остатки служб и малых домов. Колонны сторожили пустой погребенный мир. Декоративные благородные деревья держали свои тонкие туловища над этой ровной гибелью.
- Но мы сделаем лучше - и на всей площади мира, а не по одним закоулкам, - показал Дванов рукой на все.
- Конечно, построим: факт и лозунг, - подтвердил и Копенкин от своей воодушевленной надежды. - Наше дело неутомимое..." 

Андрей Платонов "Чевенгур" 

Сознательное и бессознательное детство и юность я провел в селе Ликино Владимирской области. Судогда, Непейцино, Андреево, Тюрмеровка, все эти места были многократно исхожены вдоль и поперек, но их история, и история живших там людей, меня тогда мало интересовали. Хотя иногда, собираясь за общим столом, родственники делились рассказами о том, как в 19 веке рядом с селом начались лесоразработки, как была построена железнодорожная ветка, и что до сих пор, дескать, сохранился в районе деревни Муромцево красивейший старый замок предводителя дворянства графа Храповицкого, у которого еще прадед работал начальником продовольственных складов. Но доехать и посмотреть все это воочию никак не удавалось. Вот уже продан тот старый деревенский дом и с теми местами теперь связывают лишь воспоминания и кладбище при сельском храме Рождества Богородицы.
И только сейчас, спустя пару десятков лет я смог выбраться туда снова уже с конкретной целью - посетить тот сказочный замок из детских воспоминаний. А чуть позже решил собрать информацию о нем. Фотографию по техническим причинам пока опубликую только одну.



Дальнейший текст под катом состоит из двух частей. 
Первая часть представляет собой художественную ретроспективу событий далекого прошлого, взятую из книги "По Муромской дороге. Губерния в старой открытке". А. Филинов "На Царских развалинах".

В журнале  vanchouzzz тот же текст сопровождается иллюстрациями старинных видовых открыток.
http://vanchouzzz.livejournal.com/3096.html
http://vanchouzzz.livejournal.com/3961.html
http://vanchouzzz.livejournal.com/4189.html

Господа!
Я - полковник Лейб-Гвардии Гусарского Его Величества полка Владимир Храповицкий. Родился в 1858 году, июля 23 дня. По окончании курса в Императорском лицее поступил на службу рядовым на правах вольноопределяющегося. Четыре года спустя был произведен в поручики и вскоре получил четырехмесячный отпуск для раздела имений...
Теперь, когда я вновь ступаю по этой земле, владельцем которой когда-то стал, для меня нет больше настоящего, прошлого, будущего. Я знаю не больше и не меньше вас. Я знаю другое - то, о чем вы даже не догадываетесь, а только предчувствуете, томясь в страхе и нетерпении. Впрочем... Сельцо Муромцево, значащееся в приписных книгах 17 века за братьями Хоненевыми, издревле принадлежало этому роду. Они владели этой землей и устраивали ее. Афанасий Хоненев на свои средства поставил Богородице-Рождественскую церковь в Ликинском уезде. Марфа Хоненева в 1761 году приложила в церкви на погосте Николы Чудотворца Нового месячную минею.
Этот погост и церковь особенно памятны для меня. Здесь покоится прах предков моих. Здесь заказывал я ежегодную панихиду на усыпальнице господ Храповицких.
Мой дед Иван Храповицкий, тайный советник и кавалер, был женат на Екатерине Александровне Хоненевой. В 1811 году в Москве, в доме Карабина родился мой отец Семен. Его крестил в Троицкой церкви на Арбате протоиерей отец Герасим, а восприемником стал брат бабки, коллежский асессор Николай Александрович Хоненев. Бабушка преставилась в 1855 году, февраля 27-го дня на 62-м году жизни и два года спустя дед возобновил напрестольное Евангелие, еще в восемнадцатом веке сделанное стараниями контр-адмиральши вдовы Анны Жидовиновой. На нижних полях первых страниц книги до сих пор сохранилась надпись, сделанная дедовской рукой.

Как хитро переплетаются судьбы! Минуло более ста лет, и то же самое Евангелие сохранил в годы гонений на церковь крестьянин деревни Степаново Василий Артемьев. И кто знает, может быть, встречались наши взгляды, когда он деревенским мальчишкой прибегал поглазеть на "приехавшего из Парижу барина..."

После смерти отца ко мне отошло земель 21 тысяча десятин только в Судогодском уезде. И стал я, как Евгений Онегин, "заводов, вод, лесов, земель - хозяин полный..." Быть, однако же, порядка врагом и расточителем мне не хотелось. Имение могло и должно было приносить солидный доход. прежде всего - лес. Вот что писал мне в одном из писем немец Карл Тюрмер, впоследствии служивший у меня в качестве главного лесничего: "Хочу выразить Вам свою глубокую благодарность в том, что вы дали мне случай видеть такой прекрасный алмаз - Ваш лес..." По оценкам Карла Францевича, леса мои уже в девяностые годы стоили 3 миллиона рублей, а каждая десятина приносила до двенадцати рублей чистого дохода. Нельзя сказать, что лесничий и его помощник, и зять одновременно, Пауль Герле, были легкими и покладистыми людьми. (Чего, впрочем, не скажешь и обо мне.) Оба требовали полного доверия, но и платили за это совершенной преданностью, не столько господину владельцу, сколько его лесу. Герле писал: "...здесь лесничему открыто широчайшее поприще для деятельности, на котором он может, вложив свою душу, энергию и знания, действительно принести большую пользу лесу и вместе с ним, конечно, и владельцу, и местному населению. 
Словом, лесное хозяйство расширялось с каждым годом, и уже в 1895 году мною было учреждено акционерное общество "Лесные склады Храповицкого" - лесопильные, смолокуренные, скипидарные, кирпичные заводы, - производившие на продажу немало всякого добра, но прежде всего древесину - тысячи и тысячи кубических саженей. Для вывоза леса была построена собственная железнодорожная ветка, соединившая уездную Судогду со станцией "Озеро" Муромской железной дороги. Здание станции со свойственным ему размахом проектировал архитектор Петр Самойлович Бойцов. Не без скандалов я умерял его аппетиты, и станция вопреки проекта была построена в один шатер. Дорогу обслуживали пятидесятисильные паровозы системы "Краус" мюнхенского завода Отто Шпенемана и дрезины американской компании Калимазу.

200 тысяч рублей чистой прибыли ежегодно шли на увеличение капитала, на устройство и расширение усадьбы.
В имении, доставшемся мне по наследству, стоял деревянный господский дом. Однако уже в июне 1884 года был заложен новый, каменный, строительством которого занимался московский подрядчик Веденеев. Плотницкая артель Андрея Платонова срубила флигель для приезжающих, казармы для рабочих, оранжереи, грунтовый сарай, контору, - и еще десятки построек, необходимых растущему хозяйству. Отдельные дома были построены для помощника управляющего и самого управляющего - господина Воронова. Право, не знаю, возможны ли были без трудолюбия, честности и высокой порядочности этого человека те удивительные перемены, которые за двадцать лет превратили Муромцево из заурядного помещичьего гнезда в процветающее и роскошное имение, получившее прозвание "Царское". Александр Львович скончался в 1908 году в Петербурге, но прах его покоится на родной земле, на Ново-Никольском погосте.

Имение постоянно росло и расширялось. Когда было закончено строительство нового барского дома, появились возможности и средства для сооружения новых конюшен и скотного двора, что и было сделано не без известных претензий. Прихотливый характер построек послужил поводом для возникновения любопытной легенды: будто бы, в своих заграничных странствиях я познакомился-де, а потом повздорил с тамошним вельможей и владельцем роскошного замка. А посему повелел построить конюшни, скотный двор и каретный сарай по архитектуре в точности такие же, как иноземные пенаты. Se non e vero e ben trovato - как говорят итальянцы-если это и не правда, то хорошо придумано. Это строительство, конечно же, не было барской прихотью. К тому времени численность конского табуна составила тридцать голов, среди которых породистые жеребцы: Сазан, тамбовского завода Петрова-Соколова, Похвальный, головинских конюшен, шереметьевский Игрун. Стадо крупного рогатого скота перевалило за сотню, да и много всякой прочей живности водилось в хозяйстве экономии.

Я был совершенным любителем охоты и собак, кои, особенно мой любимый Джой, бывший чуть ли не членом семьи (во всяком случае сестра в письмах всегда спрашивала о нем) славились на весь уезд. Супруга же моя радела о птичьем хозяйстве, и регулярно на ее имя подавались письменные рапорты о положении дел на птичьем дворе. Доркинги, ла-флеты, крив-керы, гуданы, падуанские шамоа, палевые кохинхины, бронзовые индейки, золотистые фазаны; пекинские, руанские, царские утки, каролины и мандарины, тулузские и китайские гуси, черные и белые лебеди, аисты, голуби - кого там только не было! За разведение гусей китайской породы была нам присуждена серебряная медаль министерства земледелия. Словом, я не даром состоял действительным членом российского общества покровительства животным, с членским билетом № 190,которое ставило своей целью охранять бессловесную тварь от жестокого и дурного к ней отношения. Разумеется, для всей этой деятельности необходимы были надлежайшие постройки, равно как и для экипажей; принимая во внимание то немалое количество гостей, которые приезжали летом в имение, требовалось немалое помещение. Я предпочитал петерсоновские кареты, чья контора находилась в Петербурге на Кирочной улице в доме Мельцера, недалеко от моей столичной квартиры. Что касается архитектуры, то разве не предназначена она украшать местность и радовать глаз.

Но сердцем имения, конечно же, был дом, строился который в два приема. в 1884 году - о чем я уже обмолвился - началось строительство первой его половины, выдержанной в романском стиле, а затем, уже в 1906 году, ансамбль завершился возведением второй части, и вовсе стилизованной под западно-европейский замок. Мой дом - моя крепость. Для строительства его и процветания я не жалел средств, хотя и столичная жизнь требовала немалых расходов. Я строил дом по последнему слову строительного искусства со всем возможным в мое время комфортом. Более чем восемьдесят комнат его освещалось посредством электричества с помощью 180 электрических ламп в золоченых бронзовых светильниках византийского стиля от Берто. При локомобиле, дававшем ток, числился на постоянном жаловании слесарь Сизов. И вообще, в имении работало, а стало быть, и кормилось довольно всякого народа. Всего не перечислишь, и лучше посмотреть расходные книги, где господин Воронов самым скрупулезным образом фиксировал все расходы по имению. Сам я редко заглядывал туда, и если что вспоминается, то какая-то совершенно уж глупая мелочь, как рубль, затраченный на истребление тараканов на скотном дворе, или два ведра водки для угощения мастеровых. Для моего удобства и к услугам гостей московский водопроводчик Петр Исаев устроил в доме водопровод и канализацию, и паровой насос системы "Челенс" закачивал пятьсот ведер воды в час в огромные емкости водонапорных башен. В покоях для гостей были туалетные комнаты с мраморными ваннами и бассейном скульптурной мастерской братьев Ботта. В комнатах дома стояли телефоны, в имении работал телеграф.

Материалы для постройки дома привозились в Муромцево со всей России: мрамор из приломов Ивана Губонина – для балюстрады и тарусский мрамор – для парадной лестницы и каминов; метлахская плитка – для выстилки террасы из товарищества Коса и Дюра, финские изразцы из заведения Пригница и, конечно, кирпич и лес собственных заводов. Столь же тщательно выбирались мной и моими поверенными мебель и детали интерьера. Придворный фабрикант мебели, обойщик и декоратор Шмит поставил мне в январе 1887 года столовую светлого дуба на тридцать шесть персон, декорированную кабаньей кожей; ореховую гостиную; еще одну гостиную красного дуба, кабинет и мебель для передней. Я и впоследствии покупал мебель только у него и никогда не ошибался, поскольку господин Шмит высоко держал марку своей фирмы: как-то случились мелкие неполадки со шкафом в одной из комнат, и буквально на третий день в Муромцево был прислан мастер, снабженный точными инструкциями для приведения мебели в должный вид.

Художник Томашки расписал потолок в аванзале и украсил декоративной живописью стены в гостиной и столовой. Оружие, фарфор, севрские вазы, бронза, зеркала – от поставщика Высочайшего двора Ивана Эберта, столовое серебро – от Фаберже, гобелены, неплохая коллекция живописи (в девяносто четвертом году правление Передвижников просило меня предоставить для посмертной выставки Николая Загорского его картину «Арендатор» из моего собрания), аквариумы, охотничьи трофеи и еще тысяча и тысяча мелочей определяли внутреннее убранство дома, над которым в дни моего приезда в имение поднимался флаг Храповицких.
Дом стоял в окружении парка, который я непрерывно расширял и благоустраивал. Прежде это был регулярный французский парк, стержнем которого стали построенные в конце восьмидесятых каскады фонтанов, вдоль которых летом высаживались в грунт пальмы и другие теплолюбивые растения из оранжерей. Круглый год персики, французские сливы и другие редкие фрукты поставлялись в лучшие магазины обеих столиц. Садовые материалы я получал из садоводств Бауэра, Фогта, Ноева, графа Уварова, Эйлерса, помологического сада Регеля и Кессельринга, словом, отовсюду в Муромцево присылались вишня, крыжовник, яблоня, груша, слива, жимолость, персик, виноград; семена, луковицы и рассада – розалилий, тюльпанов, гиацинтов, нарциссов, цикламен, тубероз, гладиолусов. В дендрарии росли сотни пород деревьев, среди которых десятки экзотов, названиями которых я просто не хочу утомлять вас.

Таков был мой парк, который в 1910 году был еще расширен господином Куффельтом из Риги за счет разбивки парка в английском стиле. Всего четыре сотни десятин. В парке были проложены освещенные электричеством дорожки, для чего я приобрел на заводах Сен-Гали 110-пудовый шоссейный каток. Их украшали скульптуры из мастерской все тех же братьев Бота и венская мебель Тонет. Фонтаны, украшенные работами скульптора Козлова, вели к прудам, где были оборудованы купальни и специальный причал. К лету из лодочного сарая на свет божий извлекались лодки, ботики, яхты шлюпочной мастерской петербургского речного яхт-клуба.
Дом, парк, обширное и с каждым годом растущее хозяйство имения требовали рабочих рук, отчего народонаселение Муромцева росло. Ближайшие же православные храмы находились либо в Судогде, либо в отдаленных селах. Побуждаемый этими обстоятельствами и желая в жизни своей делать доброе, я позволил себе в июле 1889 года обратиться с письмом к владыке Феогносту, архиепископу Владимирскому и Муромскому, в котором просил уже осенью сделать закладку храма в имении, в память святой царицы Александры, празднуемой 23 апреля. Сооружение храма, равно как и снабжение такового всем имуществом, утварью и одеждами, я всецело взял на себя. Торговый дом Соколова поставил золоченое с хрустальной розеткой паникадило, крест, запрестольный образ. Вся напрестольная утварь была заказана поставщику императорского двора господину Фаберже, плотницко-столярная мастерская Медведева изготовила иконостас с иконами художественной работы школы Васнецова, писанными на жести, и клиросные иконы «Святая Ольга» и «Призвание апостолов» на полотне.

Скрытая в тени парка церковь Царицы Александры напоминала мне о юности в Александровском лицее, чистом времени, полном надежд, но часто ли в светской суете заходил я под ее своды? Господи Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя грешнаго!
Вот таковым было мое поместье в сельце Муромцево, которое я и мои сподвижники – Тюрмер, Воронов, Герле, крестьяне и жители Муромцева и окрестных деревень всячески благоустраивали и облагораживали в надежде, что оно украсит собой уезд, а стало быть, и всю Россию, и тем самым послужит ее славе и процветанию во благо будущего Отечества.
Я смею надеяться, что это удалось мне, а потомки сохранят и умножат начатое русским дворянином Владимиром Храповицким. И уходя, я хочу сказать вам, как, пожалуй, одни лишь русские говорят, расставаясь:
- ПРОЩАЙТЕ! 


Вторая часть, документальная, представляющая из себя исторические выдержки из различных изданий, взята с персонального сайта мемуаров Владимира Платоновича Шибаева - http://vladimir.3dn.ru/ 

В этом тексте выдержки из писем заменены мной на полную версию.


Из путеводителя «Государственный архив Владимирской области»:
« Храповицкие, дворяне.
Платон Юрьевич (1738-1794г.г.)
Иван Семёнович,
Семён Иванович (полковник),
Владимир Семёнович – владимирский губернский предводитель дворянства, владелец имения «Муромцево» в Судогодском уезде».

Из книги «Извлечения из помещичьих имений» (выпущена в 1860 году в Санкт-Петербурге) стр 42-43: « Судогодский уезд: Иван Семёнович Храповицкий. Сельцо Муромцево с 22 деревнями.Число душ крепостных людей муж. пола: крестьян – 1731, дворовых – 45. Число дворов или отдельных усадеб – 356. Число тягол, состоящих частию на оброке, 706. Пространство земли, состоящей в пользовании крестьян, усадебной всего – 241,08 десятины, на душу – 0,13; пахотной – 5316,13 или на душу – 3,12 десятины…».
Храповицкие во Владимирской губернии оказались «пришлыми». Их родовое имение было в Саратовской губернии. Оно давало им в год около 400 тыс. руб. дохода. Судогодское имение свалилось Ивану Семёновичу Храповицкому как «снег на голову». Оно ему досталось по наследству от умершей бездетной сестры. Была она замужем за помещиком, надворным советником Н.А.Хоненевым.
В то время у части Муромцева был и другой хозяин. Герой Отечественной войны 1812 года титулярный советник А.Ф.Кайсаров. Он решил строить стекольный завод. Нуждаясь в деньгах, Кайсаров продал многие деревни Хоненевой, а позднее и И.С.Храповицкому.
«Описание сельца Муромцево с сёлами, деревнями, пустошами».
Имение Муромцево расположено в 40 верстах к югу от Владимира в средней части Судогодского уезда по обе стороны большой почтовой дороги, идущей на Муром.
Имение состоит из 44 дач, растянутых до 60 вёрст и находящихся по рекам Клязьма, Судогда, Переделка, Войнинга, Крутец и Ястреб. На этой территории находятся деревни: Горки – 150 дворов, Степаново – 165, Галанино – 150, Передел – 50, Колесницыно – 60, Большая и Малая Козловка – 90, Ликино – 250, Лебедево – 30, Малиновка – 75, Большая и Малая Артёмовка – 140, Семёновка – 80, Быково – 50, Карповка – 70, Шахово – 130, Богданцево – 150; а так же селения: Башево – 30 дворов, Бережки – 130, Вольная Артёмовка – 60, Данильцево – 40, Прокунино – 60, Першково – 150, Толстиково – 50, Старое и Новое Опокино – 80, Овсянниково – 150, Дворишнево – 60, Алфёрово – 100, Заястребье – 150, Непейцино – 100, Загорье – 70, Картмазово – 300, Новое Кубаево – 70, Старое Кубаево – 125, Языково – 200, Кондряево – 250, Новая Деревня – 60, Песочное – 40, Гладышево – 60, Березово – 30, Маньково – 20, Баркино – 60, Кленки – 20, Мостищи – 40, Данилово – 260, Глыбово – 60, Маслово – 70, Трухачёво – 80, Шерманиха – 200, Соколово – 250 дворов.
Главное занятие жителей – землепашество, второстепенное – плотники, каменщики, отхожий промысел, заработки на местных стекольных заводах, разработка и валка леса.
При крепостном праве крестьяне отбывали барщину или платили оброк.
После реформы 1861 года бывшие помещичьи крестьяне получили наделы по 4 и 4,5 десятины пашни. Помещичью землю в аренду крестьяне разбирают без остатка. За нелестную землю платят за десятину 2 руб.51 коп., за более плодородную цена доходила до 5 руб.51 коп.
В те годы пуд ржи стоил 60-70 коп. ,овса – 40-60 коп. , гречихи – 60 коп. , гороха – один рубль.
Иван Семёнович Храповицкий, дед Владимира Семеновича Храповицкого, при Екатерине II был одно время гражданским губернатором Петербурга и носил звание тайного советника.
В светском обществе того времени широко был известен его родственник А.В.Храповицкий, статс-секретарь императрицы, помогавший ей в сочинении стихов и баллад. Впоследствии Александр Васильевич стал сенатором и писателем. Его «Дневник Храповицкого» был в 1874 г. издан книгоиздателем Н.Барецковым.
Интересна биография его брата Михаила Васильевича, писателя ХYIII начала ХIХ веков. Примечательно, что он освободил от крепостной зависимости всех своих крестьян ( 200 душ ). За это крестьяне после его смерти воздвигли ему памятник с надписью: «Своему благодетелю».
Весьма знаменит и Александр Иванович Храповицкий, театральный деятель и мемуарист. Одно время он был инспектором репертуара русской драматической группы в Санкт-Петербурге.
Последний из Храповицких – Владимир Семёнович, полковник царской гвардии, предводитель дворянства, крупный лесопромышленник, создатель уникального дворцово-паркового ансамбля в Муромцеве, представлявший из себя в миниатюре царкосельский дворцово-парковый ансамбль.
Во дворце Храповицкого было 80 комнат, и каждая из них, как и в Петергофе, была отделана по особому. Были комнаты: зеркальная, янтарная, малахитовая, голубая, розовая и т.д.
Как дед, так и отец Владимира жили, в основном, в столице. Здесь он родился 23 июня 1858 года. Окончил курс в Императорском Александровском лицее по первому разряду. Его влечёт военная служба. В 22 года он по праву вольноопределяющегося поступает в гусарский лейб-гвардии полк, через три месяца ему присваивается звание унтер-офицера, а через год – корнета. В апреле 1884 года производится в поручики и возглавляет телеграфную службу полка.
Вступив в права наследства, испрашивает отпуск и едет в Судогду, детально знакомится с имением. Его поразило запустение, убыток от полеводства.
При осмотре лесных дач молодой хозяин обратил внимание, что многие рощи поросли деревьями от 200 до 300 лет, от старости валятся и захламляют лес. Тогда и зародилась у Храповицкого мысль – заняться лесопромышленной разработкой, продажей сырорастущего леса на корню. Он поручает управляющему разыскать покупателей. В 1887-88г.г. было поставлено на станции Муромской железной дороги 10 тыс. кубометров строевой древесины. Началась интенсивная заготовка и берёзовых дров для продажи в Москву. Созданная для этой цели Ликинская лесная контора доложила хозяину, что выгоднее заготовку древесины вести по берегам рек и сплавлять её по речкам Передел, Судогда, Язвицы в Клязьму. Особенно выгодно было поставлять древесину и дрова в безлесный Суздальский уезд. Продажа леса стала ежегодно давать 80 тыс. руб. чистого дохода.
Чтобы обеспечить сохранность леса, хозяин в 1888 году создаёт специальную охрану из 31 стражника, два лесничества – Ликинское и Муромцевское, а в Артёмовской и Карповской дачах создаются автономные лесные конторы. Строится первая паровая лесопилка. Уже в первые два года чистый доход от леса составил по 90 тыс. рублей. Это позволило начать обустройство усадьбы, строительство крупных водяных мельниц.
9 октября 1889 года Судогодское земское собрание рассматривает прошение штабс-ротмистра Храповицкого В.С. и учёного лесовода Б.А.Куницкого «О разрешении проведения узкоколейной железной дороги от лесопильного механического завода у села Ликино до г.Владимира по ныне существующей почтовой дороге …» Проектанты должны были обойти деревни Хорошевку, Сойму, Бараки. При выходе из леса дорога должна пойти поймой Клязьмы и выйти через речной мост напротив вокзала. Здесь предполагалось соорудить склады для хранения и подработки древесины для отправки потребителям по широкой колее.
Что помешало ротмистру осуществить проект – неизвестно. Позднее он ходатайствует перед министерством о разрешении строительства железнодорожной ветки широкой колеи от усадьбы Муромцево до станции Волосатая длиной 41км.
С постройкой железнодорожной ветки и двух на ней станций – Первая и Вторая Храповицкая поток лесоматериалов стал с каждым годом нарастать.
Владельцу нужны были деньги. Гвардейский офицер задумал создать уникальный архитектурный ансамбль. Для этой цели из Москвы были приглашены известный в то время архитектор П.С.Бойцов, художник А.А.Томашки, смотритель паркового хозяйства К.Энке. Нанято было пять садовников. А для консультаций в Муромцево приехал вместе с хозяином профессор по лесоустройству лесного института Рудзский.
В Муромцеве по типу московского Большого театра (в миниатюре) был возведён летний театр. На летние гастроли-отдых сюда приезжали артистические знаменитости – Собинов, Нежданова. Спектакли шли бесплатно. Был на бору и Дом музыкантов. Супруга Храповицкого была страстной музыкантшей, учившей музыке крестьянских детей.
По свидетельству старожила и краеведа Л.Д.Фролова: « К главному дому с реки Судогда был проведён водоканал. От выхода на озеро шли каскады фонтанов. На водной глади плавали белые лебеди и ходил маленький пароходик. На южном берегу водохранилища была величественная арка, купальни, беседки для отдыха, дальше шла примечательная берёзовая роща. В пруд в половодье заходила рыба из реки, было много щук. Владелец выращивал тут ценную рыбу. Уникальный парк, великолепные аллеи, дендрарий, оранжерея, где росли пальмы, магнолии, лавровые и персиковые деревья, прекрасная церковь, театр привлекали людей…».
Приезжали и уезжали гости, артисты. Были и цыгане. Были случаи, когда пир начинался в имении, а кончался в Судогде у Голубевых и наоборот.
Купцы помогли муромцевскому помещику «свалить» с должности председателя Судогодской земской управы помещика П.Н.Дубенского. На очередных земских выборах В.С.Храповицкий договорился с А.К.Голубевым прокатить Дубенского «на вороных». Александр Козьмич привлёк к этой кампании Н.А.Воробьёва, стеклозаводчика, его дядю купца Широкова и всю свою многочисленную родню. Пётр Николаевич Дубенский был забаллотирован.
Лето 1900 года В.С.Храповицкий с супругой провели во Франции. В его отсутствие началось освоение железнодорожной ветки до станции Волосатая. Её стоимость выразилась в 400 тыс. рублей. Велось строительство лесных складов, пакгауза. Активно разрастались цеха лесоперерабатывающего завода невдалеке от села Ликино, там же на станции Храповицкая -1 вырос посёлок Андреево.
24 июля 1903 года В.С.Храповицкому в торжественной обстановке было вручено свидетельство. Его выдало Министерство земледелия и государственных имуществ России. Текст гласит: «Землевладелец Владимирской губернии Владимир Семёнович Храповицкий удостоен Министерством премии в виде серебряной вазы чеканной работы при золотой медали за разведение леса на 1746 десятинах запущенных пашен в имении Муромцево Судогодского уезда».
Четверть века интенсивно занимался лесоразработками В.С.Храповицкий. Они приносили ему безбедное существование.
В апреле 1913 года в Ликино открывается больница со стационаром. Она содержится на средства В.С.Храповицкого. Её врач еженедельно посещает и Муромцевский фельдшерский пункт. За счёт помещика содержатся Галанинская и Андреевская школы.
После катастрофы 1917 года Храповицкие эмигрируют за границу, во Францию. Отъезд был спешным: отправились они без багажа и без больших денег. Жить в Париже было не на что, и супруги решили поселиться у родственников жены.
Чтобы сохранить дом, парк и службы, национализированные советской властью, уездный исполком создал комитет по охране имущества. Однако вскоре началась его растащиловка. Часть обстановки дворца и театра оказалась во Владимире, Гусь-Хрустальном, в различных учреждениях Судогды.
Майским днём 1928 года в село Ликино пришло письмо из Франции, из города Ментона, что прилепился к Приморским Альпам на берегу Средиземного моря. Его написала супруга Храповицкого, бывшая госпожа, на имя крестьян села Ликино. На сходе жителей села секретарь комсомольской организации Василий Гуров зачитал письмо. (В.И.Гуров – в последствии видный хозяйственник в Судогодском районе. Был директором Судогодского лесрыбкомбината, карьероуправления, некоторое время работал в Москве в министерских отделах и управлениях. Жил и умер в посёлке Андреево ).
« Дорогие крестьяне, - говорилось в письме, - обращаюсь к вам с просьбой: соберите, сколько можете, денег и пришлите мне. Вы владеете землёй моего мужа Владимира Семёновича Храповицкого, который скончался в нищете, я осталась теперь одна, без всяких средств на самую бедную жизнь. Мне уже 68 лет, я больна и стара, работать не могу. Я счастлива, что теперь вы владеете землёй, а у нас не было детей, всё равно желание мужа оставить землю крестьянам.
Обращаюсь к доброму вашему сердцу. Прошу помочь мне. Бог не оставит вас. Прилагаю конверт с моим адресом. Да сохранит вас Бог всех! Сообщите, что сталось с нашим имением Муромцево. Напишите мне подробно об этом, я всей душою к вам.
Елизавета Ивановна Храповицкая.»


И вот что ответили ей. 
«Госпоже Храповицкой во Францию
Выписка из протокола общего собрания граждан села Ликино Судогодской волости Владимирского уезда и губернии от 26 мая 1928 г. На собрании присутствуют 120 человек, из них 27 женщин. Слушали: полученное письмо из Франции от Храповицкой Е.И. (бывшей помещицы) на имя граждан села Ликино об оказании денежной помощи. Постановили: послать нижеследующее письмо.
Письмо ваше нами получено. Обсудив его на общем собрании граждан села Ликино, даём следующий ответ "Вашему благородию". 
Десять с половиной лет прошло с того момента, когда мы изгнали вас и вам подобных из нашей страны. За это время мы достаточно научились управлять государством и как строить свою жизнь. Там, где ранее царил произвол и гнёт помещиков и их прихвостней, мы имеем бывшее поместье Муромцево (к которому за версту не подпускали крестьян). Там вот уже несколько лет открыт сельскохозяйственный техникум, в котором обучаются дети рабочих и крестьян.
Очень странным показалось ваше обращение к нам с просьбой о присылке денег. Спрашивается, за что?
За то, что вы долгие годы, сидя на нашей шее, выматывая из нас последние силы, вели праздную жизнь паразитов, раскатываясь по заграницам и соря деньгами, добытыми на крови и поте крестьян? За то, что в былые времена нас пороли кнутом и нагайками, за то, что наших жён и детей выгоняли плетьми из лесу за сбор ягод и грибов, за то, что в 1905 году на нашу просьбу обменять землю, незаконно от нас отобранную вами, были вытребованы стражники, урядники и по приказанию вашему за наше обращение - пороли плетьми и сажали в тюрьмы; за то, что после пожара на нашу просьбу об отпуске леса за плату нас выгоняли?
Да всего и не перечислишь, за что вам, госпожа Храповицкая, следует помочь. Мы не можем даже и определить и попросту скажем: "Валитесь от нас к ..."
Только такие бессовестные люди, как вы вам подобные, способны порою лить крокодиловы слёзы.
Относительно того, что ваш покойный муж, как вы пишете, всё равно хотел завещать свои земли крестьянам, мы отвечаем: "Свежо предание, да верится с трудом".
Земли эти мы добыли себе и без вашего благословенного завещания. Немного запоздал ваш муж его написать.
Также сообщаем, что своим письмом вы воскресили воспоминания о гнёте и всех издевательствах, творимых вами и подобными вам. 
Советуем вам обратиться за помощью к тем, к кому вы бежали, выгнанные Октябрьской революцией из нашей страны искать защиты.
К нам больше не обращайтесь.
По поручения общего собрания граждан села Ликина: Быстрова, Гуров, Гуров, Калинин, Иванова.
26.05.1928 г. »



…На правах родственника (моя жена Валентина Александровна Гурова – родная племянница Василия Ивановича ) мне доводилось неоднократно бывать в доме у В.И.Гурова при его жизни.
В застольных беседах он с большим энтузиазмом вспоминал о своём комсомольском прошлом, рассказывал об участии в боях с басмачами, о работе по созданию комсомольских организаций в Судогодском уезде, о встречах с молодым К.А.Мерецковым, будущим маршалом ( он начинал свою рабочую жизнь и военную карьеру в наших краях). Но как только затрагивалась тема о роли В.С.Храповицкого в развитии хозяйства Судогодского района и посёлка Андреева в частности, Василий Иванович моментально менял тему разговора.
Мне тогда по молодости лет было непонятным это. И только гораздо позже, по мере ознакомления с материалами из биографии В.С.Храповицкого и его деятельности в нашем краю, стала проясняться эта странность в поведении В.И.Гурова. Несомненно, с годами, когда поубавился молодой и бескомпромиссный пыл и задор, особенно когда ему самому пришлось вплотную заниматься хозяйственной деятельностью в районе и стать, как бы продолжателем дела В.С.Храповицкого, ему многое увиделось в другом свете.
У меня нет точных доказательств тому, что автором того письма-ответа вдове Храповицкого был именно В.И.Гуров, но я почти убеждён, что это именно так.
Несомненно, что, будучи человеком умным и справедливым, Василий Иванович с годами стал понимать о той огромной роли Храповицкого в развитии всего Судогодского края. И как излишне жёстко, если не сказать жестоко, поступили они тогда, написав такое письмо.
Думаю, что на душе у В.И.Гурова воспоминание об этом событии тяжёлым камнем отложилось на всю жизнь.

Владимир Платонович Шибаев